Неточные совпадения
— И, кроме того, Иноков пишет невозможные стихи, просто, знаете, смешные стихи. Кстати, у меня накопилось несколько аршин стихотворений местных поэтов, — не хотите ли посмотреть? Может быть, найдете что-нибудь для воскресных номеров. Признаюсь, я плохо
понимаю новую
поэзию…
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я —
понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но в корне подрывает глубокий смысл труда, его
поэзию.
Милорадович был воин-поэт и потому
понимал вообще
поэзию. Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами.
«Я не могу еще взять, — пишет он в том же письме, — те звуки, которые слышатся душе моей, неспособность телесная ограничивает фантазию. Но, черт возьми! Я поэт,
поэзия мне подсказывает истину там, где бы я ее не
понял холодным рассуждением. Вот философия откровения».
Именно это и
понимал Стабровский,
понимал в ней ту энергичную сибирскую женщину, которая не удовлетворится одними словами, которая для дела пожертвует всем и будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут была своя
поэзия, —
поэзия силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
Не знаю, сказал ли я все, что хотелось бы сказать, но, кажется, довольно уже заставлять тебя разбирать мою всегда спешную рукопись и уверять в том, что ты и все вы знаете. На этот раз я как-то изменил своему обычаю: меньше слов! — Они недостаточны для полных чувств между теми, которые хорошо друг друга
понимают и умеют обмануть с лишком четвертьвековую разлуку. — Вот истинная
поэзия жизни!
Он был тронут и
поэзией и музыкой,
понял слезу на глазах воспитанников и наставников.
Не душе русского набоба
понимать ту
поэзию, которая веяла с этих придавленных низких гор, глухих хвойных лесов и бледного неба.
Я не
понимаю, отчего пренебрегать скромным назначением? и оно имеет свою
поэзию.
Похвалы Сашаки Гурьева были чрезвычайно лестны и сладки, но Александров давно уже начал догадываться, что полагаться на них и ненадежно, и глупо, и опасно. Гурьев парень превосходный, но что он, по совести говоря,
понимает в высоком и необычайно трудном искусстве
поэзии?
— Вы думаете, что я равнодушно смотрю на эти плоды, что я ждал, чтоб вы пришли мне рассказать? Прежде вас я
понял, что мое счастье потускло, что эпоха, полная
поэзии и упоенья, прошла, что эту женщину затерзают… потому что она удивительно высоко стоит. Дмитрий Яковлевич хороший человек, он ее безумно любит, но у него любовь — мания; он себя погубит этой любовью, что ж с этим делать?.. Хуже всего, что он и ее погубит.
Ведь они ничего не
понимают, ничему не сочувствуют, даже ума у них нет, ni esprit, ni intelligence, а одно только лукавство да сноровка; ведь, в сущности, и музыка, и
поэзия, и искусство им одинаково чужды…
— А я, ее дитя, вскормленное ее грудью, выученное ею чтить добро, любить, молиться за врагов, — что я такое?..
Поэзию, искусства, жизнь как будто
понимаю, а
понимаю ли себя? Зачем нет мира в костях моих? Что я, наконец, такое? Вырвич и Шпандорчук по всему лучше меня.
Она по-немецки говорила плохо, как почти все наши барышни, но
понимала хорошо, а Рудин был весь погружен в германскую
поэзию, в германский романтический и философский мир и увлекал ее за собой в те заповедные страны.
Но если под прекрасным
понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное искусство (
поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Так хорошо умел Белинский
понять Кольцова еще в то время, когда прасол-поэт не написал лучших произведений своих. Лучшие пьесы из напечатанных тогда были: «Песня пахаря», «Удалец» и «Крестьянская пирушка». И по этим-то пьесам, преимущественно, умел знаменитый критик наш определить существенный характер и особенности самородной
поэзии Кольцова.
Поэтому он хорошо
понимал важность достатка в жизни, — и в его
поэзии ярко отразилось это.
Неприятно было Чарскому с высоты
поэзии вдруг упасть под лавку конторщика; но он очень хорошо
понимал житейскую необходимость, и пустился с италиянцем в меркантильные расчеты.
Одевается он безвкусно, обстановка у него унылая,
поэзии и живописи он не признает, потому что они «не отвечают на запросы дня», то есть он не
понимает их; музыка его не трогает.
«У вас все оды в голове, — говорил он, — вы способны только чувствовать лирические порывы, а драматическую
поэзию вы не всегда и не всю
понимаете».
Зачем она говорит по-французски? Я не люблю французского языка, потому что
понимаю его не лучше конюха Аршака, хотя Люда прилагает немало стараний, чтобы выучить меня этой светской премудрости… То ли дело лезгинский язык! Сколько в нем музыки и
поэзии! Он сладок, как голос буль-буля, как серебряная струна чонгури или звон горного ручья.
Как гимназистиком четвертого класса, когда я выбрал латинский язык для того, чтобы попасть со временем в студенты, так и дальше, в Казани и Дерпте, я оставался безусловно верен царству высшего образования, университету в самом обширном смысле — universitas, как
понимали ее люди эпохи Возрождения, в совокупности всех знаний, философских систем, красноречия,
поэзии, диалектики, прикладных наук, самых важных для человека, как астрономия, механика, медицина и другие прикладные доктрины.
— Ага! Во-от!.. Батенька мой! В одном стихе, в одном даже слове Тютчева больше настоящей
поэзии, чем во всем вашем Некрасове… Возьмите-ка вот, почитайте! Возьмите с собой домой, читайте медленно, вчитывайтесь в каждое слово… Тогда
поймете, что такое истинный поэт и что такое Некрасов.
— Я, знаете ли, согласна… Пусть! Почему же? Наука вещь хорошая, без литературы нельзя…
Поэзия ведь! Я
понимаю! Приятно, если женщина образованна… Я сама воспитывалась,
понимаю… Но для чего, mon ange [мой ангел (франц.).], крайности?
Этот кусок льду, облегший былое я, частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны были имена чести, благородства, любви к ближним; подле него зияющая могила, во льду ж для него иссеченная; над этим чудным гробом, который служил вместе и саваном, маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и сверх того русским и Зудою; тут же на замерзлой реке черный невольник, сын жарких и свободных степей Африки, может быть, царь в душе своей; волшебный свет луны, говорящей о другой подсолнечной, такой же бедной и все-таки драгоценной для тамошних жителей, как нам наша подсолнечная; тишина полуночи, и вдруг далеко, очень далеко, благовест, как будто голос неба, сходящий по лучу месяца, — если это не высокий момент для поэта и философа, так я не
понимаю, что такое
поэзия и философия.
Домбрович совсем не то. Только с ним я и начала жить. Что бы мне ни пришло в голову, чего бы мне ни захотелось, я знаю, что он не только меня
поймет, но еще укажет, как сделать. Жить с ним не то, что с Николаем. Он изучает каждую вашу черту, он наслаждается вами с толком и с расстановкой. Он не надоедает вам кадетскими порывами, как покойный Николай. Сама невольно увлекаешься им… А в этом-то и состоит
поэзия!
Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни преданности, покорности, от
поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанною любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и
поняла непонятную ей прежде сторону жизни.